Из сборника "ЭМИГРАНТСКАЯ ЛИРА - 2019" (Льеж, Бельгия)
К ФОТОГРАФИИ ОТЦА
Они разглядывают нас из младости своей
с любовью, но без вычурной надежды,
они не закрывают глаз, опалённых
студёным стожаром всезнанья, и видят
нас, не видя, конечно же, насквозь –
сквозь всё, чего как будто не бывало.
Они рассматривают нас сквозь нас без
цели и обмана, и мы не опускаем глаз,
их нежно отводя туда, где всё кончается
сначала, пока не начинается с конца.
МИСТЕРИЯ
Нас жрец земли земле не причастит.
М. Волошин
И мне был явлен власти клир павлиний и злата –
сволочной, я вызнал ад великих чудаков и рай
улыбчивых ничтожеств, лобзая пясть прозрачную
святых и ризы грехотворников блаженных, я был
последней тварью, что спаслась со мной в нечаемом
ковчеге, и провожал обжитые миры в зубцах кремлей
и пентаграммах пентагонов, по первопутку, в даль
и стынь лилась пунктирная дорожка початых дней,
ночей неизречимых в театре раненых теней, где
Мистериум Магнум нам упёрто в чело по воле
непреложной кукловода, я провожал гробы и нежил
обретенья, и млечный пепел поцелуев струило над
плечом паникадило снов, неся попятною волной
в заветный край посюсторонний, где резные просторы
Ленотра и где ветер Палермо на грудь, где блики
радужного блуда и лепет оголтелых бед, кривое небо
всех чужбин текло в вокзальные углы, кроило
лиственную сень в виду немой, оледенелой Леты,
я помню всё, что позабыл, и разглядел, что не заметил,
и я доселе не устал безлунным сном выгуливать себя
в долине божьих слёз на поводке неведенья охранном.
* * *
Отмотай меня назад, неразмененное время,
целлулоидную ленту снов вселенских открути
до слипающихся кадров заэкранной белизны,
где влетает паровоз на всех парах в немые
залы, где бьёт макака кокос о камень и
обратным раствореньем продолжается душа
за воронкой полуснов, где города седого
детства уже в упор нас не узнают, хоть те же
полоумные на скошенных углах в пустых
объятьях одиночеств сосут бессмертья
леденец, где всё сошло и все прошли, и даже
память крылом надломленным под утро
не бьёт в забитое окно. Неприкаянное время,
промотай меня назад – к драгоценностям
дороги и к небренностям весны, где на
росстанях разлук и в преддверьях встреч
обратных мы вслепую мямлим «мама» и
в начале безначальном, и в нечаемом конце.
В ПАРКЕ СО
Я пришёл к тебе прощаться, фиолетовое лето,
на серебряной скамейке. В обелисках кипарисов
ты уже не начиналось, ты ещё не проходило.
Сколько лет из лета в лето мы впадали по ранжиру
в вероломные бураны, в ледяные листопады
там, за устьем млечной Леты, где любили
и томились, всё сбираясь не остаться
и стараясь не пройти.
Как безлюдно. Так безбожно разверзаются лакуны,
на подлунном трафарете проступают пятна ртути.
Я пришёл с тобой расстаться, целовать нагие ветви
с позапрошлою листвою. Был лишь твой, теперь
ничейный на подоблачной скамейке, фиолетовое
лето на серебряном рассвете. Обними меня
за душу: ты ещё не начиналось, ты
уже не проходило.
ПЛАСТИНКИ
О мечты золотая игла, –
А безумье прославят поэты.
И. Анненский
За мной кружили вы по были, мои пластинки,
из городов, которых нету, и стран, которым
не бывать. О, вы спасали от Америк и возносили
в Ленинград. Вас упаковывала юность и волокла
на главпочтамт: развесив уши, расправив крылья,
себе я сам вас отсылал. Сквозь шип отыгранных
времён, царапины отпетых судеб вы охранили голоса
миров, которые погасли за краем раненых мелодий
и непростившихся стихов, где всласть по впадинкам
скользила ты, мечты золотая игла. Я не могу
вас больше слушать,
не слышать вас я не могу. Ни обожать, ни ненавидеть,
ни отписать в заветный хлам, что в пятом высится
углу, где пирамида поминаний и мавзолей младой
любви. Как кольца стёртые Сатурна, как дыры
чёрные вселенных, как рысаки в машинном смраде,
вы даром не потребны никому. Когда наш след,
как бред, простынет на той, виниловой дорожке,
мой ангел вас во снах покрутит, и за меня он
улыбнётся, и за меня поплачет он. Пусть перевяжет,
упакует и вдоль Невы вас пронесёт на главпочтамт,
за Исаакий, и отошлёт в немую вечность
мне заказную бандероль.
* * *
Александру Мельнику
Не грусти, что нам не двадцать в акватории любви,
что не к нам скользит сей парус по целующей волне,
не тужи, что ветры никнут, провисают небеса над
курчавыми садами безвозвратной стороны, не грусти,
что никого, не пеняй, что ничего в переулках отрешенья,
где возлюбленные тени из зеркальных лабиринтов,
не моргнув, не обернувшись, за премудрыми котами
в расповапленных пирогах отплывают в никуда.
Золотое вино одиночеств подливая в бездонный фиал,
на широких атласных листах мы дописываем судьбы
под глухой и враждебный шумок, пересчитывая кляксы
симпатических чернил. Не грусти, нам вечно двадцать
в средостении любви, где ютятся души наши до заведомой
поры. Дальше было всё не то: подтасовки да подмены,
и пустые измены себе. Бездну вешних предвкушений
не наполнить местным небом
и стихами никогда.
|
