Из сборника "Созвездие Лиры" (2017)
Александр Радашкевич
Переводы на английский: Ральф Бур (США)
Translations by Ralph Burr (USA)
* * *
...И рухнет вся моя мансарда
С её мансардным барахлом.
К. Померанцев
Мою мансарду ранил ураган
конца двадцатого
столетья. Расплылись письма
и слиплись взгляды фотографий
любимых, посторонних и врагов,
великих городов набухли виды
и насмерть захлебнулся телефон
далёкими родными голосами.
И лишь на блоковском челе
шершавом означилось прозрачное
лобзанье тысячелетия иного
от Твоего, о Боже, Рождества.
I.2000. Париж
* * *
...And my garret comes crashing in
With all its garretish junk.
K. Pomerantsev
A hurricane ripped through my garret
at the end of the twentieth
century. Letters ran blurry
and gazes stuck fast together in photos
of loved ones, strangers and enemies,
vistas of great cities swelled up
and the telephone choked to death
with dearest distant voices.
And only Blok’s rough brow revealed
the pure blessing-kiss
of another thousand years
since Your birth, O Lord.
Paris, January 2000
УТРО
Высоко над остылой землёй,
в поднебесье, где тоскуют и
помнят о нас наши песни,
разгорается пламенный день
на границе тех миров, где у птиц
сокровенные лица.
Напророчил сей век и слепил
из пустого: только нитка
в руке от плаща золотого,
а от града пиров разлетается
пепел, и врата поснимали
с заржавленных петель.
Но живыми слывём и в конце
той аллеи, где зерно
на ладони живой каменеет,
где тоскуют и помнят о нас
наши песни – высоко над
постылой землёй, в поднебесье.
13.XI.2000. Богемия
MORNING
High above this frozen earth,
in the heavens where our songs
remember us and weep,
the fiery day bursts forth
on the border of those worlds where birds
keep their hidden faces.
This age has prophesied and dazzled
in vain: only a thread
remains of the mantle of gold,
while the city of feasts scatters
in ashes, and its gates are torn
from their rusted hinges.
But it's said we're alive even at the end
of that garden path where seed
turns to stone in living palm,
where our songs remember us
and weep – high above
this hateful earth, in the heavens.
Bohemia, 13 November 2000
* * *
Неужели когда-то певцы
пели, неужели зимою была
зима, звёзды падали, листья
шумели и по ветру неслись долго-
жданные письма через мудрые
горы и слепые озёра, и мы знали,
что будем живы, как и были,
сейчас и всегда?
Неужели всё звалось и пахло
иначе, хлеб хрустел и смеялась
вода, неужели мы век торопили,
веря, что с нами сейчас и всегда
все, кто ушёл за свинцовые веки,
неужели когда-то так громко
молчала, глядя в души,
Его тишина?
2011
* * *
Can it be that singers once
sang, that winter was
winter and stars used to fall, that leaves
rustled and long-awaited letters
were carried on the wind across wise
mountains and blind lakes, and we knew
we would live as we had always lived,
now and forever?
Can it be that everything had a different name and
smell, that bread crunched and water
laughed, that we rushed our life believing
that all those departed behind leaden eyelids
were with us now and forever,
can it be that the silence of His stillness,
peering into our soul, was once
so loud?
2011
|
