Остров-cайт Александра Радашкевича / Поэзия / Из сборника "Созвездие Лиры" (2015)

Поэзия

Из сборника "Созвездие Лиры" (2015)

 

 

 

 

Переводы на французский Валерия Двойникова (Yréval), Бельгия

 

 

 

Я ХОТЕЛ БЫ

 

 

Я хотел бы быть тем, кого нет. Мёртвый

ветер гуляет по миру. Так хотел бы

не знать, что не вижу, и не видеть, что

так и не знал, и зайти за высокий экран

в чёрно-белом кино одиночеств, где опять

прошлогодний аншлаг, и розовым шампанским

скоротать антракт необратимой «Травиаты»,

этой осени рыжие сны, этих дней

небывалые были.

Горит последнее окно за тем

обветренным углом, за веткой той,

непоправимой. Театр времени на улице

судьбы, где голуби клюют вчерашнюю

блевотину у входа. Я хотел бы быть тем,

кого нет, кто не явится и не отбудет, и не

видеть уже, и не знать, всё, что знать не

хотел и провидел, как все те, кого

носит по миру мёртвый ветер

пустых перемен.

Горит последнее окно, и небеса

непоправимы. Под утро снова снится

брат, под вечер – нет ни досад, ни боли

бережной, ни ветреной тревоги. Я хотел

бы уже не хотеть и не знать всё, что так и

не видел. А долы те, преголубые, пускай

лоснятся для других, и ласточки ныряют

за окном в подводном мире яви, и счастье

улыбается с подушки и думает

о ком-то о другом.

 

                       

 

JE VOUDRAIS

 

 

Je voudrais être celui qui n'est plus. Un vent assassin

se promène sur le monde. Je voudrais tellement

ne pas connaître ce que je ne vois pas et ne plus regarder

ce que je n'ai jamais pu connaître, se glisser derrière un haut écran

du cinéma muet des solitudes, qui diffuse en boucle

les succès de l'année dernière, déboucher une bouteille de champagne

rose pour profiter de l'entracte de la «Traviata»,

et des rêves roux de cet automne, dans la réalité

improbable de ces jours.

 

La dernière fenêtre reste toujours allumée

au coin éventé, sur une branche incorrigible.

Le théâtre du temps se déroule sur la rue du destin,

là où des pigeons ingurgitent le vomis de hier, devant une entrée

quelconque. Je voudrais être celui qui n'est plus,

ou qui n'apparaîtra et ne disparaîtra plus jamais. Ne plus voir et ne plus

connaître tout ce que je ne voulais pas savoir mais que je devinais déjà,

comme tous ceux qui sont désormais emportés par le vent

assassin des changements vains à travers ce monde.

 

La dernière fenêtre est encore allumée mais les cieux

resteront incorrigibles. Le matin, je rêve encore de mon frère,

pour que le soir, il ne me reste plus de déceptions, plus de mal

accosté, plus d'inquiétudes volatiles. Je voudrais ne plus

vouloir et ne plus connaître ce que je n'ai jamais

vu. Quant aux collines azurées, qu'elles éblouissent

les autres et que les hirondelles plongent derrière les fenêtres ,

à l'intérieur de ce monde sous-marin de la réalité, et que le bonheur

continue à sourire de son coussin, en pensant

à quelqu'un d'autre.

 

 

 

 

СПАСИБО, ПАРИЖ

 

 

Спасибо, Париж, за масонские

игры, за орды туристов, зевающих

хором на раннем Монмартре,

в сиреневом солнце, за пальцы

карманников в ласке проворной,

за волны любви, убывающей

в млечность под грешным мостом

Мирабо, спасибо за кладбищ

чугунные склоны в завешенных

окнах шик-блеск ресторанов,

за блики ликов помидорных

у старых пьяниц на скамье,

за слёзы Пиаф и ухмылку

Джоконды, пустыни храмов,

торжищ толчею, за тени друзей

в непогашенных окнах и поезда

в почивший Ленинград, за

взгляды любимых в отчалившем

взгляде и ласточек над

поднебесной мансардой, за узкую

тропу взаимных одиночеств и

музыку разыгранных разлук,

за вздохи двойника, стареющего

кротко, бредущего мимо

меня, в улыбке видений, во снах

недожитых, где больно от

вольностей кафешантанных и

сладко от шквалов бульварной

тоски, где кажется то, что не нам

отказалось в глядящих в себя

зеркалах, спасибо, судьба,

за судьбину, за сказку

спасибо, Париж.

 

 

 

MERCI, PARIS

 

 

Merci, Paris, pour tes jeux maçonniques,

pour tes hordes de touristes, bayant sur

un Montmartre matinal, éclairé par un soleil mauve,

pour tes doigts de pickpockets, victimes d’une caresse habile,

pour tes vagues d'amour qui s'enfuient vers la voie lactée,

en dessous du pont pécheur Mirabeau,

merci pour les collines en fer de tes cimetières, visibles

à travers les fenêtres fermées des restaurants chics,

pour tes gueules de vieux ivrognes, en forme de tomates, déposées sur un banc,

pour tes larmes de Piaf, ton sourire de Joconde,

pour tes temples désertés, pour tes marchés en-foulés,

pour les ombres d'amis dans tes fenêtres allumées,

et pour tes trains vers un Leningrad enterré.

Merci pour le reflet dans mes yeux des bien aimées lors du départ,

pour ces hirondelles sous la mansarde de ton ciel,

pour le chemin sinueux des solitudes partagées,

et la mélodie des ruptures sur jouées,

pour les soupirs de ton sosie, vieillissant innocemment,

errant devant moi, avec un sourire visionnaire,

plein de rêves mal vécus, portant en soi le mal

des libertés volatiles des cafés chantants et le bon souffle

de la peine au ras de tes boulevards…

Merci au destin pour cette destinée,

Et pour ce que tu as pu me conter, Paris...

 

 

 

ПИАНИСТ

 

                        Пьету Линкену

 

Витала музыка по кругу над

снегом раскалённых клавиш,

и искры чёрными снопами

взвивались из-под дроби пальцев,

то обжигая ветрами рая, то

колыхая волной подводной.

 

Упёршись стёртыми ногами,

рояль скользил в неосторожность.

Последний всплеск хрустящей лавы,

поклон, кивок, аплодисменты.

Боясь ожога, пожал я руку, 

холодную, как лёд подлунный.

 

 

 

LE PIANISTE

 

A Piet Linken

 

La musique faisait danser des flocons de

neige autour des claviers incandescents,

et des gerbes noires d'étincelles sortaient

sous la claquette des doigts,

nous brûlant parfois par des vents contraires du paradis,

ou encore nous berçant sur des vagues sous-marines.

 

Tenant debout, sur des pieds usés,

le piano glissait vers l'incertitude.

Un dernier jet d'une lave craquelée,

un hochement, un salut et des applaudissements s’en suivaient.

Craignant une éclaboussure, je me jetais pour m’agripper à sa main,

qui fut froide, tel un glacier lunaire.

 

 


 
Вавилон - Современная русская литература Журнальный зал Журнальный мир Персональный сайт Муслима Магомаева Российский Императорский Дом Самый тихий на свете музей: памяти поэта Анатолия Кобенкова Международная Федерация русскоязычных писателей (МФРП)